Впереди, метрах в пяти, приземлился камень из требушета, круша наши собственные деревянные постройки и делая из попавшей под удар мачты катапульту. С криком ужаса несколько вышронцев отправились в полёт — куда-то вглубь нижнего Мыса.

И всё-таки нас теснили… Слишком разрозненным было в первые минуты сопротивление защитников. Нельзя в одиночку воевать против бесконечных врагов, сплошным потоком ползущих по трём десяткам обрушившихся на стену мачт. Ни я, ни Нагибатор не могли изменить такой расклад…

И даже пришедший на помощь квестовый зверь задержал потерю стены всего на минуту — после чего благополучно помер, проткнутый сразу пятью глевиями вышронцев. Зато кто-то додумался сделать последнее, что оставалось в такой ситуации — использовать недостатки наших укреплений нам на пользу. И деревянная часть конструкции занялась огнём прямо под ногами штурмующих…

Правда, теперь этот участок стены был потерян и для нас, зато вышронцам пришлось валить новые мачты в стороне — а там их уже поджидал плотный строй ополчения. Ну а те смельчаки, что осмелились прыгать через огонь, сразу встречались с ударниками и стражей.

В схватке с очередным врагом я всё пытался понять, сколько времени нам удалось выиграть — и сколько людей успело уйти в верхний Мыс? Этот навязчивый вопрос никак не выходил у меня из головы и, видимо, защищал мой мозг от того, что творилось вокруг. А вокруг был подлинный ужас и смертоносный кошмар: свистели болты и стрелы, лилась кровь, валились на землю изрубленные тела, которые в обычное время споро рассыпались в чёрную пыль… Однако штурмы у системы всегда стояли особняком, а долгие осады были под запретом…

Вышронцы пёрли напролом, постепенно выдавливая со стены защитников крепости. Но позади, за нашими спинами, уже громыхали деревянными конструкциями и камнями добровольные помощники — и те из ополченцев, кому не удалось поучаствовать в бою. Пока мы сдавали стены, Мыс ощетинивался баррикадами — и надо было только дождаться приказа Борборыча к отступлению.

Чем больше врагов меня окружало — тем больше моих бонусов подключалось, доводя урон до невообразимых цифр в шестьдесят тысяч единиц, если был критический удар, и тридцать тысяч — если обычный. Живых врагов я старался не отпускать — хотя некоторым и удавалось уйти, оставляя за собой кровавые следы. Остальные же оставались лежать на земле, с укором глядя на нас застывшими буркалами.

Вся польза от тренера в этом страшном бою была лишь в том, что он меня подбадривал и хвалил в особо удачные моменты. Ну ладно, ещё изредка предупреждал, что ко мне подкрадываются сзади… В хаосе битвы огонь распространялся по стене — и уже перекинулся на соседние здания. Нижний Мыс начинал полыхать, окутываясь клубами едкого чёрного дыма. И пусть кирпич гореть не может — зато может гореть всё деревянное, что ещё было в домах.

Это я потом узнал, что к первой линии баррикад мы откатились лишь спустя три часа. На улицах, примыкавших к стене со стороны моря, лежал сплошной ковёр из тел. Случались и раненые, с которыми активно вели работу обе стороны. Если раненый был свой — его старались вытащить, а если чужой — добить.

Как только мы укрылись за возведёнными на скорую руку сооружениями, вышронцы растеклись вдоль стен, врываясь в полупустые дома и выискивая жертвы. Увы, далеко не все сразу проснулись при первых звуках тревоги, а потом побоялись покидать жилища, когда вокруг шёл жестокий бой. И далеко не все успели сбежать, второпях пытаясь собрать всё нахомяченное в мирное время. А некоторые, похоже, и соседским добром не брезговали… Если вышронцам попадались люди, они тащили их на улицу и уводили за кольцо стен. А сама стена разгорались всё больше, как и многочисленные пожары в примыкающих домах…

Всё это дало нам небольшую передышку, затрудняя противнику вход в город. А людям, что сейчас с криками пытались пробиться в верхний Мыс — лишние минуты времени. Слишком короткие минуты, чтобы спасти всех — но всё-таки немного больше, чем могло бы быть. Я сидел, прислонившись к баррикаде, и пытался перевести дух. Из своих ударников рядом были только Нагибатор и Тубик — остальных разнесло по другим улицам — а ещё три десятка стражников и несколько десятков ополченцев.

Новый штурм начался через двадцать минут, и теперь враг шёл напролом сразу по всем перекрытым улицам. Стрелы, камни, болты, дротики — в ход шло всё, что могло ослабить противную сторону перед началом близкого боя. Ополченцы, сжимая в руках копья, полезли на завалы, готовясь бить в прорехи, когда приблизятся враги. Моя очередь подойдёт позже, когда вышронцы переберутся на нашу сторону…

Бойня в городе закипела с новой силой. За баррикадами врага удалось продержать всего несколько минут. Вышронцы легко подавляли сопротивление ополченцев и упрямо лезли на другую сторону. И хорошо, если на баррикаде оказывался кто-нибудь из ударников — тот, кто мог подарить всем ещё минутку. Наша улица продержалась, наверное, дольше всех…

То тут, то там, справа и слева в воздух начинали подниматься новые столбы дыма. Отступая, защитники следователи заразительному дурному примеру — и жгли баррикады, осложняя дальнейшее продвижение вышронцев. И, надо сказать, ящерам это очень не нравилось. Я, конечно, не знаток их мимики, но по глазам было видно, что они удивлены и опечалены: враг сопротивлялся, враг держался, рабов мало, а добыча вообще горит! Совсем не такой штурм они ожидали, основываясь на рассказах тех, кто захватывал север. А в том, что это вновь прибывшие, я почти не сомневался. Были бы ветераны — знали бы, с кем столкнулись.

Свою баррикаду мы тоже подожгли, когда стало понятно, что нас продавливают. Прорываясь к следующей линии обороны, наш бравый, но потрёпанный отряд потерял почти всех ополченцев и стражников. К завалу из досок, брёвен, корзин и камней выскочило всего десять бойцов. Пространство перед третьим кольцом обороны было уже заполнено прорвавшимися врагами.

Наше новое укрытие всё ещё не было заблокировано — через проём продолжали проходить люди с котомками и вещами.

— Бросайте скарб! Бегите! — заорал я.

Но ответом мне были лишь недовольные взгляды… В тот самый момент, когда я оказался за стеной, я отдал приказ, в реальность которого не поверил бы ещё вчера:

— Перекрывайте проход!

— Но… — попытался возразить кто-то из ополченцев.

— Я! Сказал! Перекрыть! Проход! — вызверился я на протестующего.

— Люди…

— Люди — там! — указал я на верхний Мыс уже более спокойным тоном, а потом махнул в сторону захваченной части города. — А там, боюсь, только трупы и жадные рабы. Кто не успел — тот опоздал.

Жестоко? Да, жестоко! Зато не так жестоко, как обречь весь нижний город на рабство и плен: либо вышронцы вместе с уходящими людьми прорвут баррикаду и натворят дел, либо придётся оставить отстающих на растерзание. Впрочем, у них ещё есть шанс — надо только бросить имущество, забраться по стене и бежать дальше… Но я ведь точно знал, что вот эти, с котомками, даже если и добегут, то слишком поздно. Им не успеть пройти в верхний Мыс.

Глянув на центр города, я понял, что там делали всё, чтобы внутрь попало как можно больше людей. Кто подбегал налегке — лезли по верёвочным лестницам, спущенным со стены. А люди с тяжёлыми баулами упрямо толкались у входа. Те, кто застрял под нашей баррикадой, принялись кричать, умолять, просить — и в ответ им всем предлагали бросать шмотки и лезть наверх. Кто-то следовал совету и спасал свою жизнь, а кто-то до последнего цеплялся за мешки — и когда подошли враги, бежать им было слишком поздно.

Эта линия баррикад пала быстро… Не везде был жёсткий Филя, способный напугать командование ополченцев и продавить закрытие проходов. Если у командиров ополчения не хватало духу отсечь людей в захваченной части города, тогда вышронцы врывались в ворота прямо на плечах мирного населения. И хотя везде защитникам удалось поджечь укрепления, но продержались мы меньше пяти минут…

Увы, наша баррикада сопротивлялась очень долго, по сравнению с другими, и мы оказались банально отрезаны от последней линии укреплений. В какой-то момент у занявшейся огнём преграды остались только я и Нагибатор. Мы крутили своими молотами, как мельницы на ураганном ветру, но вынуждены были пятиться под натиском вышронцев.